Чародей звездолета «Агуди» - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Каганов, министр финансов, маленький и по-окуджавьи обезьянистый, сразу же снял очки и, достав огромный, как шотландский плед, носовой платок в крупную клетку, принялся протирать стекла. Лицо его стало розовым, глазки маленькими, беззащитными.

– Ну, простите, – доказывал Громову Новодворский, они явно продолжали спор, начатый еще в коридоре, если не на лестнице, – глобализм – это светлое будущее всего цивилизованного мира.

– А горячие точки, – поддакнул Громов, – это места, где глобализм проходит обкатку. Где утверждается демократия по-американски!

– Демократизация, – терпеливо объяснял Новодворский, – это начальный этап демократии. В нашей стране должна не только возобладать, но и углубиться демократическая ориентация… Не надо ухмыляться, Лев Николаевич! Это не обязательно нетрадиционная сексуальная ориентация, хотя она, естественно, приветствуется, как показатель свобод в обществе. И детская проституция, на которую так нападаете, всего лишь свобода выбора в демократическом обществе. Не хочешь – не проституируй!.. А без этого не будет полной интеграции в европейские структуры, хотя и неполная, как то: отказ от собственной государственности, как пережитка имперского прошлого, – уже хорошо…

Глава 2

В помещении как будто стало прохладнее, зато повеяло порохом: вошли Сигуранцев и Забайкалец, высокомерные аристократы, холодная властность прусских баронов, одинаково подтянутые тренажерами фигуры, оба в костюмах от Кардена, на плечах того и другого почудились сверкающие погоны, даже не погоны – латы. Сигуранцев, глава ФСБ, совсем недавно был вождем правой оппозиции, а еще раньше – генералом ныне распущенной ударной 27-й армии, а Забайкалец успел посидеть в двух министерских креслах, сейчас занял кабинет министра иностранных дел. Правда, как и Сигуранцев, еще два года тому побывал генералом. Говорят, хорошим генералом.

– Прошу простить за опоздание, – произнес Сигуранцев. – Разбирался со своим штатом.

– Многих расстреляли? – осведомился Новодворский любезно.

Сигуранцев смерил его холодным взглядом.

– Расстрелы начнем отсюда, – ответил он после рассчитанной паузы.

Он сел рядом с Кагановым, тот даже изогнулся, стараясь отодвинуться, чисто инстинктивный жест, никуда не деться, сидят рядом. Самый непримиримый оппозиционер и поборник свобод, как и я, выходец из профессорских кругов, академик. Видный экономист и геополитик, его работы охотно переводятся на языки, переиздаются там чаще, чем у нас. Уже этого для иного достаточно, чтобы считать забугорье родиной, а Россию называть, как называют демократы, «этой страной», однако Каганов для политика удивительно честен и бескорыстен. Поэтому опаснее даже Новодворского, ибо тот при всех своих дарованиях и бешеной энергии – Наполеон от экономики – он и в жизни экономист: отношения с людьми строит по принципу рыночной экономики: кто полезнее – тому улыбка шире, поклон торопливее, лесть обильнее.

Я посматривал на Каганова, слишком выразительное и открытое лицо, на нем можно прочесть все, что думает в этот момент, а думает, как компьютер последнего поколения, просто молниеносно, однако затем включается фильтр, все эмоции отсеиваются, и выдается то, что говорить надо. Он и сейчас коротко взглянул на Сигуранцева, на лице промелькнула сложная гамма чувств, я видел, как он сказал мысленно: «Да-да, вы правы, Петр Петрович, этих сволочей надо стрелять и вешать, здесь все разворовали, а теперь еще и капиталы вывозят из бедной страны в богатую, чтоб тут вообще подыхали», – но, когда губы раздвинулись, я услышал спокойный голос:

– Петр Петрович, расстрелами и ужесточением ничего не решишь. Нужно наладить профилактику правонарушений…

Сигуранцев сказал холодно:

– Как? Говорить всем, что воровать – нехорошо? Вон в Китае ежегодно расстреливают тысячу высокопоставленных чиновников за казнокрадство!.. Остальные страшатся даже копеечку украсть! Представляете, даже копеечку!

– Говорят, – обронил Убийло, министр экономики, – за каждым чиновником следят видеокамеры. А за расходами следят не только у него самого, но и у всех родственников.

Сигуранцев бросил на меня косой взгляд.

– У нас такое не позволят, – сказал холодновато. – Скажут, нарушение прав и свобод личности…

Башмет, министр торговли, обронил застенчиво:

– Да они ж сами и не позволят.

Забайкалец слушал с интересом, спросил внезапно:

– А кто это «они»?

Убийло и Башмет посмотрели друг на друга, расхохотались. Новые члены правительства, получившие свои портфели не за знания и профессионализм, а, как водится в демократическом обществе, как руководители крупных групп оппозиции, набравших нужный процент, они все еще не могут свыкнуться, что безликие гады «они», то есть правительство, теперь уже они сами.

– И все-таки расстреливать надо, – отрубил Громов.

Вы правы, ответило лицо Каганова, вы абсолютно правы, надо закрыть границы, а тех гадов, что вывезли миллиарды и теперь посмеиваются там, за бугром, надо тайком найти и перестрелять, чтобы другим неповадно. Пусть знают, что не позволим, найдем, отыщем, вор должен сидеть в тюрьме, а еще лучше – если его пристрелят при задержании… Однако вслух он сказал громко и чеканно:

– Насилием ничего не решим. Надо воспитанием, убеждением…

– Эх, – возразил Сигуранцев досадливо, – Игорь Самойлович, вы же умнейший человек, что вы говорите? Как можно этих отморозков перевоспитывать, интегрировать в приличное общество?

И снова лицо Каганова выразило полнейшее согласие с Сигуранцевым, однако вслух сказал:

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6